Янтарный город
Поздно. Глаза закрывай и спи. Мама сказала – хватит.
Слышишь, зубастые звери-сны лезут из-под кровати?
Клацают когти, скрипит хитин, гложет в подбрюшье голод.
Значит, настала пора идти в светлый янтарный город.
Ночь – это время для тех, кто смел. Ты не боишься, мальчик?
Рыба-луна вынимает мел, станет дорогу пачкать.
Нам заблудиться никак нельзя в мороке серых буден.
Главное, ты не смотри назад – мамы с тобой не будет.
Ну, собирайся – чего ты ждешь? Видишь, вдали над башней
Радужный мостик рисует дождь – теплый, почти домашний.
Лето настало еще вчера, вечером будет праздник.
В палевом небе шалят ветра – змеев бумажных дразнят.
В окна мансарды – медовый свет, можно черпать руками.
Только… отсюда дороги нет, чтобы обратно. К маме.
Город мертвых
Этот город не вытравить ветром из жил –
Не помогут ни сера, ни огненный град.
Он вцепился корнями в изнанку души,
Замыкая пентаклем кольцо автострад.
Он уродливо щерится пастью трущоб
И гнилым безразличием дышит в лицо.
Не кривись – неужели не понял еще? –
Это здесь ты хоронишь своих мертвецов.
Зацветает в каналах забытая боль,
Вечер пачкает памятью строгий мундир…
Ты однажды устанешь сражаться с собой
И подаришь мне ключ от одной из квартир,
Хорошо бы в мансарде. Матрас на полу,
В незакрытые окна – настойчивый дождь.
Как прекрасен твой город в начале разлук!
Ты уходишь? Прощай. Ну, чего же ты ждешь?
Мертвые бабочки летят на тот свет
Танго семи лун
Сегодня танцуем танго, и значит – не нужно света.
Лететь мотыльком на пламя, поверь мне, совсем не кстати.
Ты чувствуешь, как внезапно кончается наше лето?
А осенью нам не выжить – тепла на двоих не хватит.
Ты таешь в моих ладонях. Взгляд – ниже, шаги – короче,
Заемная страсть вокала… Наш танец, как смерть, недолог.
Мы тремся своей изнанкой о черную замшу ночи,
Где мертвые махаоны снимают себя с иголок.
Ты режешь свои запястья гортанным нездешним словом,
Вишневую кровь ликера используя как приманку.
Десятки чешуекрылых поднимутся в воздух снова
И выпьют по капле душу, введя анестетик в ранку.
Седьмая луна в зените, седьмая фигура в танце.
Осталось всего два такта – изящней и легче, либе!
Но ты оседаешь на пол, а я не могу смеяться –
Холодной булавкой в сердце воткнулось твое «спасибо»…
Тот, кто внутри
Нежность.
Горькая, врастающая
щупальцами под кожу,
гибкий стебель бамбука,
разрывающий мироздание на атомы.
Тот, кто живет внутри меня,
боится чужого прошлого.
Впрочем, он еще маленький,
сейчас вот сидит заплаканный,
сжавшись в дрожащий комочек –
звереныш. Глазастый, взъерошенный,
доверчивый как-то по-глупому,
без смысла, навскидку, по запаху.
Что ему там почудилось, в твоих ладонях?
Не спросишь ведь,
да и какая разница –
сейчас они пахнут страхами
с вяжущим привкусом жалости,
близкой разлукой, осенью.
Мы все решили заранее,
а для него – неожиданность
в горло отточенным лезвием,
что разлюбили и бросили,
и даже, возможно, заслуженно.
Не смей утешать – он выдержит,
умирать приходится каждому,
и хорошо, если быстро, но...
Уходи, зачем же ты тянешь –
сейчас он сорвется с привязи,
мне все труднее его оттаскивать.
Дверь подъезда – ружейным выстрелом.
Нежность – это все, что осталось.
Тот, кто внутри, никогда не вырастет.